Такое ощущение, что я очень долго спала: тело затекло, будто за все это время ни разу не пошевелилась. Оцепеневший мозг еле работал; странные цветные сны и кошмары кружились в моем сознании. Они были такими яркими! Ужасное и восхитительное — все спуталось в один пестрый клубок. В нем были томительное ожидание и страх — неотъемлемые части неприятных снов, в которых твои ноги движутся не так быстро, как хотелось бы… В нем были целые орды монстров, красноглазых демонов, еще более жутких из-за своей жеманной любезности. Сон проник в сознание настолько, что я даже помнила их имена. Но самое сильное впечатление произвел вовсе не ужас, а ангел с прозрачными крыльями, оставивший в моей душе неизгладимый след.

Отпускать его очень не хотелось. Сон будто не желал отправляться в архив, где пылилось все то, о чем мне проще не вспоминать. Но я старалась, и сознание, взяв курс на реальность, понемногу просыпалось. Какой сегодня день, я не помнила, зато знала: меня ждут Джейкоб, работа, школа или еще что-нибудь. Глубоко вздохнув, я стала думать, как переживу еще один день.

Лба легонько коснулось что-то холодное.

Я покрепче зажмурилась: сон пугающе напоминает реальность. Еще немного, совсем чуть-чуть, и я проснусь, а Эдвард исчезнет…

Нет, творится что-то неладное, ощущения слишком реальны. Сильные руки, которые во сне сжимали меня в объятиях, слишком материальны. Если пустить все на самотек, потом об этом пожалею. Еще раз вздохнув, я разлепила глаза, полная решимости развеять иллюзию.

— Ой! — Из груди вырвался сдавленный вздох, а ладони судорожно метнулись, чтобы закрыть глаза.

Очевидно, я зашла слишком далеко, не следовало выпускать воображение из-под контроля. Ну, «не следовало выпускать» — не совсем честно. Я не выпустила, а вытолкнула его из-под контроля, фактически послав в погоню за иллюзиями, вот рассудок и не выдержал.

Доли секунды хватило, чтобы сообразить: возможно, я повредилась умом, зато могу наслаждаться галлюцинациями, благо пока они приятные.

Эдвард не исчез, его прекрасное лицо в каких-то сантиметрах от моего.

— Напугал? — В серебряном баритоне слышалась тревога.

Сладостный бред продолжался. Любимое лицо, голос, запах — все это куда лучше, чем тонуть в быстрине. Прекрасный плод больного воображения с тревогой наблюдал за чередой отражающихся на моем лице чувств. Радужка черная, как смоль, под глазами синюшные круги. Странно, раньше в галлюцинациях Эдвард мне таким голодным не являлся!

Я часто заморгала, пытаясь вспомнить последнее стопроцентно реальное событие. Мне снилась Элис; интересно, она правда приехала или то было всего лишь начало безумия? Итак, она якобы вернулась в день, когда я сама чуть не утонула…

— Черт!

— Что случилось, Белла?

Я расстроенно насупилась, и на красивом лице Каллена мелькнула тревога.

— Я ведь умерла, верно? Все-таки утонула! Черт, черт, черт! Представляю, что будет с Чарли…

Теперь нахмурился Эдвард:

— Ты не умерла.

— Тогда почему не просыпаюсь? — удивилась я.

— Белла, ты не спишь.

— Да, конечно! — покачала головой я. — Ты пытаешься мне это внушить, а потом проснусь, и будет еще больнее. Если вообще проснусь… а этого не случится, потому что я умерла. Как ужасно! Бедный Чарли! Рене, Джейк… — Я осеклась, содрогнувшись от чудовищности своего поступка.

— Похоже, ты путаешь меня с кошмаром! — Мимолетная улыбка Каллена получилась мрачной. — Не представляю, что такого ты могла натворить, чтобы попасть в ад. Признавайся, сколько убийств совершила за время моего отсутствия?

— Прекрасно знаешь, что ни одного, — поморщилась я. — Да и вместе мы бы в ад не попали!

Каллен вздохнул.

Сознание понемногу прояснялось. Неохотно оторвавшись от прекрасного лица, глаза метнулись к темному, распахнутому настежь окну, а потом обратно. Я начала вспоминать подробности… и почувствовала, что впервые за долгое время щеки заливает румянец — Эдвард здесь, со мной, а я по-идиотски теряю время.

— Неужели все это правда?

Мой невероятный сон — реальность? Уму непостижимо!

— Смотря что ты имеешь в виду. Если то, как в Италии нас чуть не растерзали, то да.

— Как странно! — вырвалось у меня. — Поездка в Италию… А ты знаешь, что раньше я нигде западнее Альбукерке не была?

Эдвард закатил глаза:

— По-моему, тебе лучше снова заснуть, а то болтаешь невесть что.

— Хватит, больше не хочу! — Постепенно мысли приходили в порядок. — Сколько времени? Долго я спала?

— Сейчас половина второго ночи, значит, получается около четырнадцати часов.

От долгого сна ныло тело, и я с наслаждением потянулась.

— А где Чарли?

— Спит, — нахмурился Каллен. — Думаю, тебе стоит знать, что в данный момент я нарушаю табу. Ну, с формальной точки зрения нет, потому что Чарли запретил переступать порог вашего дома, а я влез через окно… Тем не менее ясно, что он имел в виду.

— Папа не разрешает тебе у нас появляться? — Недоверие в моем голосе быстро сменилось гневом.

— А разве это удивительно? — Прекрасное лицо погрустнело.

От злости мои глаза сузились. Придется поговорить с отцом: возможно, стоит ему напомнить, что я уже совершеннолетняя. Конечно, дело не в этом, а в принципе.

Что ж, совсем скоро и запрещать будет нечего, а сейчас лучше подумать о чем-то менее болезненном.

— Так какова официальная версия? — спросила я с искренним любопытством и в то же время стараясь сделать разговор как можно непринужденнее, чтобы удержать себя в руках и не напугать страстным, неистовым желанием, бушевавшим внутри.

— О чем ты?

— Что сказать Чарли? Где я была целых… как долго меня не было? — Я мысленно пересчитала часы невероятного путешествия.

— Всего три дня. — Его взгляд стал напряженнее, а улыбка, наоборот, потеплела. — Я сам ничего не придумал, надеялся, у тебя есть правдоподобное объяснение.

— Чудесно! — простонала я.

— Может, Элис подскажет, — попытался успокоить меня Каллен.

Я на самом деле успокоилась. Какая разница, что случится потом! Каждая секунда рядом с Эдвардом — он так близко, прекрасное лицо сияет в слабом свете цифр моего будильника — драгоценность, которой нужно радоваться.

— Итак, — начала я, выбрав наименее важный вопрос. Вернув меня домой, Каллен может в любую минуту исчезнуть, так что нужно его разговорить.

Тем более без переливчатого баритона этот недолго вечный рай кажется несовершенным. — Чем ты занимался до приезда в Вольтерру?

Улыбка тут же исчезла.

— Так, ничем особенным…

— Конечно… — буркнула я.

— Зачем делать такое лицо?

— Ну… — я задумчиво поджала губы, — во сне ты сказал бы именно так. Наверное, у меня воображение выдохлось.

— Если расскажу, поверишь наконец, что это не кошмар?

— Кошмар! — с презрением повторила я, но Эдвард действительно ждал ответа. — Наверное… Если пойму, что к чему.

— Я… охотился.

— И это объяснение? Где доказательство того, что я не сплю?

Эдвард выдержал паузу, а потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Я охотился… не ради еды. Скорее учился… выслеживать, это всегда у меня не очень получалось.

— Кого выслеживал? — полюбопытствовала я.

— Так, даже говорить не стоит.

— Ничего не понимаю…

Каллен снова замешкался; его лицо, зеленоватое в свете цифр электронного будильника, было каким-то потерянным.

— Должен… — он набрал в грудь побольше воздуха, — должен перед тобой извиниться. Конечно, я должен… да нет, обязан тебе гораздо большим, просто пойми… — слова неслись бешеным потоком, как всегда, когда Эдвард нервничал, и, чтобы ничего не пропустить, мне пришлось сосредоточиться, — я ни о чем не подозревал. Не подозревал, какой хаос оставил после себя. Мне-то казалось, здесь ты будешь в безопасности. В полной безопасности. Я не допускал, что Виктория… — произнося это имя, Каллен оскалился, — решит вернуться. Признаюсь, единственный раз, когда ее видел, я гораздо больше интересовался мыслями Джеймса. Не думал, что Виктория способна на месть, и в голову не приходило, что она так к нему привязана. Теперь понимаю почему: она слишком верила в Джеймса и не представляла, что его планы могут сорваться. Излишняя уверенность и заслонила ее истинные чувства, помешав мне разглядеть крепкую связь между Джеймсом и Викторией. Я не пытаюсь оправдаться: по моей милости ты столько пережила в одиночку! Когда я услышал от Элис твой рассказ — да она сама видела более чем достаточно! — когда понял, что тебе пришлось отдать свою жизнь в руки оборотней, незрелых, эмоционально неустойчивых, да они первое зло Форкса, если не считать Викторию… — Каллен содрогнулся и буквально на секунду замолчал. — Не знаю, поверишь ли ты, но ни о чем подобном я не подозревал! Ненавижу себя, простить себе не могу даже сейчас, когда сжимаю тебя в объятиях! Я самый ничтожный…

— Не надо! — В глазах Эдварда столько боли, что я постаралась подобрать нужные слова, слова, которые освободили бы его от воображаемого обязательства, причинявшего столько боли. Успокоить его будет непросто; кто знает, выдержит ли моя нервная система? Но попытаться нужно, не желаю нести в его жизнь страдания! Эдвард должен быть счастлив, чего бы мне это ни стоило!

Мне так хотелось отсрочить этот разговор! Он станет последним и разрушит наш недолговечный рай.

Благодаря многомесячному притворству и лицедейству перед Чарли мне удалось сохранить внешнее спокойствие.

— Эдвард, — произнесла я, чувствуя, как пылает на губах любимое имя. Старая рана в груди запульсировала, готовая вскрыться, едва Эдвард исчезнет. Не знаю, как переживу это во второй раз… — Не надо! Пожалуйста, не надо так говорить. Нельзя, чтобы… чувство вины разрушило твою жизнь. Нельзя считать себя ответственным за то, что со мной случилось. Ты не виноват, просто так вышло. Поэтому в следующий раз, когда я поскользнусь перед отъезжающим автобусом или что-нибудь в этом духе, не проклинай себя. Не сбегай в Италию, стыдясь того, что не смог меня удержать. Пусть даже я прыгнула со скалы, это был мой выбор, а не твоя ошибка. Понимаю, ты… ты привык винить себя абсолютно во всем, но нельзя же доходить до крайностей! Подумай об Эсми, Карлайле…

Больше не могу, еще немного — и истерика начнется! Старясь успокоиться, я глубоко вдохнула. Нужно освободить его и постараться, чтобы подобное никогда не повторилось.

— Изабелла Мари Свон! — Красивое лицо Каллена исказила престранная гримаса. Боже, да у него почти безумный вид! — Ты думаешь, я из чувства вины просил Вольтури о смерти?

В голове все перемешалось.

— Ты не чувствовал себя виноватым?

— Виноватым? Ты даже не представляешь как!

— Тогда… о чем вообще речь? Не понимаю…

— Белла, я отправился к Вольтури, потому что думал, что ты умерла, — тихо сказал парень, буравя меня глазами. — Даже не окажись я замешан в твоей гибели… — на страшном слове он содрогнулся, — даже не будь я виноват, все равно поехал бы в Италию. Конечно, следовало быть осмотрительнее и поговорить с самой Элис, вместо того чтобы слушать Розали. Но что я мог подумать, когда тот парень заявил: Чарли на похоронах? Какая мне была разница? Разница… — скорее для себя прошептал Эдвард, так тихо, что я решила, что ослышалась. — Разница всегда не в нашу пользу! Надо же, ошибка за ошибкой… Никогда больше не стану осуждать Ромео!

— И все-таки не понимаю, почему это так на тебя подействовало?

— Что?

— Почему на тебя так подействовала весть о моей гибели?

Прежде чем ответить, Эдвард целую минуту буравил меня недоверчивым взглядом.

— Неужели ты не помнишь, что я говорил тебе раньше?

— Нет, помню все…

Абсолютно все, включая ужасные слова, перечеркнувшие все остальное.

Холодный палец очертил контур моей нижней губы.

— Белла, ты сплошное недоразумение! — Закрыв глаза, Каллен покачал головой и невесело улыбнул ся. — Вроде бы однажды я уже все объяснил. Видишь ли, я не могу существовать в мире, где нет тебя.

— Я… — хотелось поточнее выразиться, но мысли испуганно разбегались, — в замешательстве. — Да, верно, не могу понять смысла его слов!

В пронзительном, устремленном на меня взгляде не было ни капли притворства.

— Белла, я умею врать виртуозно и убедительно. Приходится…

Я так и застыла, тело сжалось в комок, будто от сильного удара. Рубец в груди запульсировал, и от боли перехватило дыхание.

Каллен осторожно коснулся моего плеча:

— Пожалуйста, дослушай до конца. Я виртуозный лгун, но ты так легко поверила! — Он поморщился. — Для меня это было настоящим… потрясением.

Не в силах сдвинуться с места, я ждала продолжения.

— Помнишь тот день в лесу… Я сказал тебе «прощай».

Нет, не желаю вспоминать!

— Ты не собиралась сдаваться, — прошептал Эдвард. — Я чувствовал и не хотел тебя отталкивать, боялся, что умру, если решусь на нечто подобное! Но при этом знал: если не поверишь, что я больше тебя не люблю, пережить расставание будет куда труднее. Малодушно надеялся: если поймешь, что у меня новая жизнь, тоже начнешь все сначала.

— Полный разрыв, — сорвалось с моих непослушных губ.

— Я и не рассчитывал так легко тебя убедить. Думал, возникнут непреодолимые трудности и ты будешь настолько уверена в правде, что придется часами выжимать из себя ложь, дабы посеять в твоем сознании хоть зерно сомнения. Я врал… прости меня, прости, что причинил боль, прости, что мой план потерпел крах. Прости, что не смог защитить от самого себя. Хотел при помощи лжи спасти, но ничего не вышло… Только как же ты поверила? Я тысячу раз повторял, что люблю тебя, а ты позволила одному-единственному слову подорвать веру в мои чувства?

Я не ответила: потрясение было настолько велико, что в голову не приходило ничего вразумительного.

— Тогда я по глазам понял: ты правда поверила, что больше меня не интересуешь. Это же абсурд и нелепость, разве я смог бы жить без тебя?!

Я так и не решилась пошевелиться. Слова Эдварда непостижимы, потому что это… это просто невозможно!

Каллен снова потрепал меня по плечу, не сильно, но к реальности вернул.

— Белла, — вздохнул он, — о чем ты только думала?!

Тут я разрыдалась: слезы застилали глаза и стремительным потоком катились по щекам.

— Так и знала! Знала, что сплю!

— Нет, это невозможно! — раздраженно хохотнул Каллен. — Как же выразиться, чтобы ты поверила? Ты не спишь и не умерла; я здесь и очень тебя люблю, любил и всегда буду любить. Во время разлуки я ежесекундно думал о тебе, а закрывая глаза, видел твое лицо. Можно сказать, я богохульствовал, когда заявил, что ты мне больше не нужна…

Я качала головой, из глаз продолжали литься слезы.

— Ты не веришь? — прошептал Эдвард, и даже в полумраке я заметила, что его лицо стало бледнее обычного. — Почему лжи веришь, а правде — нет?

— Потому что твоя любовь всегда казалась невероятной. — Мой голос срывался буквально через слово.

Темные глаза сузились, брови нахмурились.

— Я докажу, что ты не спишь, — пообещал Каллен и, не обращая внимания на все попытки вырваться, зажал мое лицо стальными ладонями.

— Пожалуйста, не надо! — лепетала я.

— Почему? — спросил он, лаская дыханием щеку. Перед глазами все поплыло.

— Когда проснусь… — Эдвард открыл рот, чтобы возразить, поэтому пришлось перестраиваться на ходу: — Ладно, забыли! Когда ты исчезнешь, и без этого будет непросто.

Отстранившись буквально на несколько сантиметров, он заглянул мне в глаза:

— Вчера на ласку ты реагировала, как раньше, только чуть осторожнее и сдержаннее. Скажи, почему? Потому что я опоздал? Причинил слишком много боли? Или ты по моему совету начала все сначала? Это было бы… вполне справедливо. Не стану оспаривать твое решение, и, пожалуйста, не жалей меня, просто скажи, можешь ли любить меня после всего, что я сделал?

— Какой идиотский вопрос!

— Ответь на него, пожалуйста!

Целую минуту я буравила его мрачным взглядом.

— Мои чувства не угаснут никогда. Конечно же, я люблю, и тебе этого не изменить!

— Больше мне ничего и не нужно.

Эдвард снова склонился надо мной, и на этот раз отстраниться я не смогла. И не потому, что он в тысячу раз сильнее, а потому, что, когда наши губы встретились, сила воли рассыпалась в прах. Поцелуй получился не таким осторожным, как предыдущие, что подходило мне идеально. Раз уж решила себя губить, взамен нужно получить как можно больше.

Я сама впилась в его губы. Сердце отбивало какой-то рваный, судорожный ритм, дыхание превратилось в свист, а пальцы жадно потянулись к любимому лицу. Прижимаясь к безупречному, как у мраморной статуи, телу, я радовалась, что Каллен не послушал меня и не ушел — никакая боль на свете не оправдывала добровольный отказ от такого… Я ласкала холодные скулы, а Эдвард очерчивал контур моих губ и в перерывах между поцелуями шептал слова любви.

От страсти закружилась голова, и он отстранился — для того лишь, чтобы прильнуть ухом к моей груди.

Погруженная в блаженный ступор, я ждала, когда дыхание и пульс придут в норму.

— Кстати, — совершенно будничным тоном произнес Каллен, — я не собираюсь никуда исчезать.

В моем молчании Эдварду почудилось сомнение. Приподнявшись, он заглянул мне в глаза:

— Я никуда не поеду, разве что только с тобой.

Всегда мечтал, чтобы ты жила нормальной человеческой жизнью, и лишь поэтому решился на разлуку. Я понимал, чем чревато наше общение: ты постоянно в опасности, отдаляешься от своего мира, каждую проведенную со мной секунду рискуешь… Поэтому нужно было попытаться. Нужно было что-то делать, и единственный выход, казалось, — уехать. Без твердой уверенности, что ты от этого выиграешь, я бы ни за что не решился. Я ведь настоящий эгоист, а важнее собственных потребностей… собственных желаний для меня только ты. Хочу я одного — быть с тобой и теперь понимаю, что уже никогда не решусь на отъезд. Тем более, хвала небесам, причин остаться хоть отбавляй! Похоже, куда бы я ни прятался, как далеко бы ни бежал, безопасность тебе не гарантирована. Белла Свон физически несовместима с этим состоянием!

— Пожалуйста, не нужно ничего обещать, — прошептала я. Если начну надеяться, а потом окажется, что напрасно… я просто не переживу. То, с чем не справились беспощадные вампиры, сделает несбывшаяся надежда.

В черных глазах холодно блеснул гнев.

— Думаешь, я и сейчас лгу?

— Нет, не лжешь, — покачала головой я, пытаясь мыслить логически и обдумать все с холодной объективностью, чтобы не стать жертвой пустых надежд. — Может, сейчас ты правда так думаешь, но что будет завтра, когда вспомнишь причины, которые заставили тебя уехать в прошлый раз? Или через месяц, когда на меня бросится Джаспер?

Каллена передернуло.

Я вспоминала последние дни до его отъезда, пыталась переосмыслить те события, соотнося их с только что услышанным. Если Эдвардом двигала любовь и он решился на отъезд ради меня, его мрачная задумчивость и молчание приобретают совершенно иной смысл.

— Ты ведь и в тот раз как следует все обдумал, верно? Значит, и сейчас поступишь так, как сочтешь правильным.

— Ну, ты переоцениваешь мои силы, — отозвался Эдвард. — А «правильно» и «неправильно», «хорошо» и «плохо» давно потеряли свою значимость. Я так и так собирался вернуться. Еще до того, как Розали сообщила страшную новость. Недели, да что там, дни казались нестерпимо долгими. Каждый час давил тяжким грузом. Вскоре я постучал бы в твое окно, на коленях умоляя принять обратно. Если хочешь, готов проделать это прямо сейчас.

— Пожалуйста, не надо так шутить!

— Я не шучу, — прожигая разочарованным взглядом, сказал Эдвард. — Может, все-таки выслушаешь? Может, дашь объяснить, что ты для меня значишь?

Он внимательно изучал мое лицо и заговорил, лишь убедившись, что я сосредоточилась.

— Белла, до тебя моя жизнь казалась безлунной ночью, темной, озаренной лишь сиянием звезд — источников здравого смысла. А потом… потом по небу ярким метеором пронеслась ты. Пронеслась и осветила все вокруг, я увидел блеск и красоту, а когда ты исчезла за горизонтом, мой мир снова по грузился во мрак. Ничего вроде бы не изменилось, но, ослепленный тобой, я уже не видел звезд, и все лишилось привычного смысла.

Очень хотелось поверить, только это описание больше подходило моему существованию в тяжелую пору разлуки…

— Глаза привыкнут, — пробормотала я.

— Не могут! В том-то и беда.

— А как же развлечения?

— Развлечения? Часть моей виртуозной лжи! — невесело рассмеялся Каллен. — При… хм, агонии никакие развлечения не нужны. Целых девяносто лет сердце считай, что не билось, но на этот раз все было иначе: оно будто исчезло, покинув пустую оболочку. Моя душа осталась здесь, с тобой.

— Даже смешно… — вырвалось у меня.

— Смешно?

— Хотела сказать «странно», думала, такое происходит только со мной! Меня словно на части разобрали! Все это время даже дышать нормально не могла. — Я с наслаждением набрала в грудь побольше воздуха. — А сердце билось как-то… вхолостую.

Эдвард снова прижал ухо к моей груди, а я окунулась в его волосы, наслаждаясь их шелковистой густотой и завораживающим запахом.

— Получается, слежка отвлечься не помогла? — спросила я не столько из любопытства, сколько стараясь отвлечься сама. Радужные надежды манили и переливались яркими красками. Долго сопротивляться не получится. Сердце бешено колотилось и пело радостный гимн.

— Нет, — вздохнул Каллен, — это было не развлечение, а скорее обязанность.

— Что это значит?

— Это значит, даже не считая Викторию опасной, я бы не оставил безнаказанными ее… Увы, я уже говорил, мои навыки далеко не на высоте. Я шел за ней до Техаса, а потом ложный след увел в Бразилию, а Виктория явилась сюда. Даже с континентом не угадал! — простонал Эдвард. — Подобного я и в наихудшем раскладе не предвидел…

— Так ты охотился на Викторию? — потрясенная, вскричала я.

Мерный храп Чарли на секунду затих, затем послышался снова.

— Без особого успеха, — отозвался парень, смущенно разглядывая мое разъяренное лицо. — В следующий раз будет лучше. Недолго ей осталось портить воздух своим мерзким дыханием!

— Об этом… не может быть и речи! — выдавила я. Что за безумие! Даже если помогут Эмметт или Джаспер. Даже если помогут Эмметт и Джаспер. Это куда страшнее, чем являлось мне в кошмарах: зловещая, по-кошачьи гибкая фигура Виктории наступает на Джейкоба Блэка. Представить на его месте Эдварда я даже не решалась, хотя с Калленом справиться куда сложнее, чем с моим другом-оборотнем.

— У нее нет шансов! В иной ситуации я, возможно, не стал бы вмешиваться, но сейчас, после того, как она…

Я снова перебила, стараясь говорить, как можно спокойнее.

— Ты же только что обещал не уходить! — вымучила я, мысленно отторгая слова: нельзя, нельзя, что бы они отпечатались в подсознании. — Разве это совместимо с интенсивной слежкой?

Эдвард нахмурился, с трудом сдерживаемый рык сотряс грудь.

— Белла, я сдержу слово, но Виктория… — рык чуть не вырвался на свободу, — умрет!

— Давай не будем принимать скоропалительных решений, — пытаясь побороть панику, предложила я. — Вдруг она не вернется? Вдруг стая Джейка ее спугнула? Искать ее бессмысленно, к тому же у меня есть дела поважнее, чем Виктория.

Каллен презрительно сощурился, но все-таки кивнул:

— Точно, с оборотнями хлопот не оберешься.

— Речь не о Джейкобе! — фыркнула я. — Моя задача поважнее и посложнее своры волчат, которым нравится наживать себе проблемы.

Эдвард уже собрался что-то сказать, однако в последний момент передумал. Судорожно стиснув зубы, он процедил:

— Неужели? И что за дела такие? По сравнению с чем даже возвращение Виктории отходит на второй план?

— Ну, назовем это второй по важности задачей… — уклончиво ответила я.

— Хорошо, пусть так, — с подозрением кивнул Каллен.

Я запнулась, не зная, отважусь ли назвать фамилию.

— За мной могут прийти другие, — чуть слышно прошелестела я.

Эдвард вздохнул, но отреагировал не так бурно, как я опасалась.

— Значит, Вольтури всего лишь проблема номер два?

— По-моему, они тебя не слишком беспокоят, — отметила я.

— Ну, времени на подготовку более чем достаточно. Видишь ли, они воспринимают время совершенно иначе, чем ты или даже я. Годы для Вольтури — то же самое, что для тебя дни. Не удивлюсь, если до твоего тридцатилетия они ни разу о нас не вспомнят, — беззаботно пояснил парень.

Я похолодела от ужаса.

До тридцатилетия…

Получается, все обещания были пустыми… Раз мне суждено стать тридцатилетней, значит, Эдвард не рассчитывает остаться надолго. Как больно… А это доказывает, что я все-таки начала мечтать и надеяться, хотя так старалась держать себя в руках.

— Ничего не бойся, — успокоил он, с тревогой наблюдая за слезами, выступившими на моих глазах. — Я не позволю им тебя обидеть.

— Пока ты здесь, да…

Господи, да какая разница, что случится, когда я снова останусь одна?

Зажав мое лицо между мраморными ладонями, Эдвард впился в меня черными, словно ночь, глазами. Как же отвернуться, если они притягивают сильнее любого магнита?

— Я никогда тебя больше не оставлю.

— Сам же говорил о тридцатилетии! — Прорвав невидимую плотину, по щекам покатились слезы. — Говорил же? Ты что, останешься и позволишь мне стареть?

Взгляд смягчился, хотя холодные губы превратились в жесткую полоску.

— Именно так я и собираюсь поступить. А что еще остается? Жить я без тебя не могу, но и душу твою губить не намерен.

— Неужели это так… — Я старалась говорить спокойно, однако вопрос был мне явно не по зубам. Услужливая память тут же воскресила лицо Эдварда, каким оно было, когда Аро чуть ли не умолял сделать меня вампиром. Отвращение и неприязнь — вот что оно выражало. Чем объясняется его упрямство? Стремлением спасти мою душу — или неуверенностью, что я буду нужна ему до скончания веков?

— Неужели?… — напомнил Каллен, рассчитывая услышать вопрос целиком.

Пришлось задать другой, не менее сложный.

— Что будет, когда я состарюсь и буду годиться тебе в матери или даже в бабушки? — раздраженно спросила я, вспомнив, как во сне увидела в зеркале бабулю.

Родное лицо светилось нежностью и участием, а холодные губы смахнули с моей щеки непрошеную слезинку.

— Для меня ты навсегда останешься самой прекрасной и желанной, — прошептал он. — Конечно… — на секунду помрачнев, запнулся он, — если с возрастом ты потеряешь ко мне интерес и захочешь большего, я пойму. Пойму и, если решишь уйти, не стану задерживать.

Взгляд его был нежен, а судя по тону, Эдвард бесчисленное множество раз обдумывал свой идиотский план.

— Понимаешь, что я рано или поздно умру?

К такому вопросу он тоже подготовился.

— Я последую за тобой при первой возможности.

— Это же самое настоящее… — я лихорадочно подбирала нужное слово, — безумие.

— Белла, другого выхода просто нет.

— Давай вернемся на минутку назад! — Оказывается, злость помогает быть сильной и решительной. — Ты помнишь слова Вольтури? Они не дадут мне умереть от старости, появятся в Форксе и убьют. Пусть даже вспомнят о нас лишь в канун моего тридцатилетия, — процедила я, — ты же не надеешься, что они забудут!

— Не-ет, — качая головой, протянул Каллен, — не забудут. Вот только…

— Что только?

Поймав мой настороженный взгляд, он ухмыльнулся. Может, помощь психиатра не мне одной требуется?

— Есть у меня кое-какие планы…

— И эти планы, — перебила я, и с каждым словом мой голос звучал язвительнее и язвительнее, — все как один основаны на том, что я останусь смертной.

Соответствующая реакция не заставила себя ждать.

— Естественно, — с открытым вызовом процедил Каллен, а на лице застыла надменная маска.

Целую минуту мы буравили друг друга сердитыми взглядами, затем я с тяжелым вздохом расправила плечи и, решив сесть, вырвалась из его объятий.

— Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, я сама уйду!

Под недоверчивым взглядом почерневших глаз я выбралась из постели и, не включая свет, стала на ощупь искать туфли.

— Позволь узнать, куда ты собираешься?

— К тебе домой, — отозвалась я, продолжая вслепую шарить по комнате.

Мгновенно поднявшись, Каллен встал рядом со мной.

— Вот твои туфли! А как доберешься?

— На пикапе поеду.

— Чарли наверняка разбудишь, — попробовал остановить меня Эдвард.

— Знаю, но меня все равно на несколько недель под домашний арест посадят. Терять нечего.

— Тебе — да. Чарли будет винить во всем меня.

— Если есть идеи получше, я с удовольствием выслушаю.

— Останься! — попросил Каллен без особой надежды.

— Ни за что! А вот ты располагайся поудобнее! — подначила я, удивляясь, как непринужденно прозвучала острота, и направилась к двери.

Эдвард опередил меня и загородил дорогу. Нахмурившись, я повернулась к окну. До земли не так уж далеко, да и перед домом почти везде трава.

— Ладно, — вздохнул парень, — я тебя донесу.

— Как хочешь, — пожала я плечами. — Но по-моему, тебе стоит вернуться домой.

— Стоит? Это еще почему?

— Потому что ты необыкновенно упрям и наверняка захочешь получить шанс озвучить свое мнение.

— Мнение о чем? — сквозь зубы процедил он.

— Решать будем вместе. Извини, но ты не центр мироздания. — В тот момент речь шла не о моем маленьком мирке. — Раз решил навлечь на нас гнев Вольтури только потому, что хочешь оставить меня смертной, думаю, твоя семья тоже имеет право участвовать в обсуждении.

— Обсуждении чего? — чеканя каждое слово, спросил Каллен.

— Моей смертности. Собираюсь выставить ее на голосование.

« Назад   К оглавлению   Дальше »